Борис, 44 - 21 октября 2008 02:19

Иногда о личном не хочется писать. Потому, что слишком личное. Но, по сути, этот дневник – способ сделать личное достоянием многих. Сегодняшний диалог в Сети подтолкнул меня к описанию того, что давно хотелось рассказать.
Мой отец.
Усатый.
Непричесанный.
Он был самым лучшим научным сотрудником из всех возможных. «Почему?» -- спросите вы, и будете отосланы на много лет назад.
…Тогда, будучи рядовым экскурсоводом Ливадийского дворца, он вместе с мамой начал изучение истории семьи Романовых. То, что сейчас экспо тур по дворцу включает, помимо Ялтинской конференции, ещё и этот поворот – целиком их заслуга. Он был диссидентом от начала и до конца. В нашей квартире регулярно производились обыски,
и сотрудники КГБ копались в наших личных вещах. К счастью, я был тогда слишком мал, чтобы осознавать это. Мне очень хорошо запомнилось 19 августа 1991-го года: мы с сестрой приехали к родителям на работу ( в Ливадийский дворец), а там был полный шухер. Перед дворцом дежурило несколько черных «Волг» с людьми в темных костюмах. Мама и папа были чрезвычайно сдержанны, настороженны, и эта настороженность передавалась нам. Помню, мы ехали домой в обычном желтом «Икарусе», и внутри, среди более полусотни человек, царила тишина. Все боялись сказать лишнее слово. Больше всего – до сих пор это помню – меня поразила тишина внутри этого битком набитого автобуса. Представьте себе – целый автобус едет молча…

Потом путч был подавлен. Помню, папа тогда напился и слушал Галича. Вообще, в нашем доме какое-то время гостили диссиденты, изгнанные, и прочие сливки общества. У наших друзей, Славы и Инны, останавливались Галич, Окуджава…Это было, но, к сожалению, я был тогда слишком мал, чтобы ценить это.

Потом было многое. Я приносил папе свои стихи, и он, по большей части, весьма скептически к ним относился. Брал томик Бродского и открывал на
определенной странице: вот как нужно писать. Я смирялся с оценкой, ибо и в самом деле, ни в говно были мои стихи.

Потом я женился, у меня родилась дочь. Папа долгое время со мной не разговаривал (так как считал мой выбор поспешным), но, когда я с беременной женой приехал из Харькова в Ялту, он увидел нас со Светкой, растаял, и все пошло как прежде.

Я не могу забыть два момента.
Когда у меня родилась дочь, я всецело переключился на зарабатывание денег.
Я не был в родном городе, я не видел родителей долгих три года.
А потом внезапно приехал.
На платформе ялтинского автовокзала папа, идущий к нам, резко остановился, когда увидел меня, выходящим из автобуса. Он ожидал увидеть мою сестру. Она шла следом.
Мама вообще первые сорок минут только тихо плакала и целовала мои руки. Как я понял тогда, с сюрпризами в этом возрасте нужно быть осторожнее.

А следующее воспоминание – четыре года тому.
Я приехал в Ялту, расцеловал родителей, а вечером – я еще был дома – вернулся папа (я страшно не люблю слово «отец»). Он хотел поговорить, посидеть, как встарь, но у меня уже были назначены встречи с друзьями. Что такое родители, если ты вернулся в свой родной город? Я чмокнул его в небритую щеку и растворился в ночной Ялте. Когда на следующее утро я проснулся, папа уже ушел на работу. А после полудня уехал я.

…Однажды вечером, когда я готовил наш привычный воскресный ужин, позвонил Вова:
«Папу отвезли в реанимацию».
А спустя полчаса – другим, мёртвым голосом:
-- Папа умер.
Я тогда плакал, с вилкой, зажатой в руке, и дурацким пониманием: мы так и не поговорили. Белка пришла в темную комнату и, как могла, сдерживала мои рыдания.
А я всё видел тот вечер, когда он посмотрел на меня, а я ему, шутя:
-- До скорого, пап!

Мы можем по-разному относиться к близким. Любить их, или терпеть. Но я прошу – прошу, если уж я способен на это – НИКОГДА не забывайте о них!